Надо отдать должное Николаю Емельяновичу, он берег кадры и сделал все от него зависящее, чтобы облегчить участь вляпавшегося в неприятную историю подчиненного. Грустная улыбка.
– Ну и что?
– Вы. Мать обновила ему одежду. Выложенная на стол Черновым папка заставила Павла Эдуардовича слегка поднапрячься, он даже надел очки, мгновенно сообразив, что его собираются шантажировать. Я вернулся домой в жутком настроении.
Ну, разве не чудо иметь такую подругу!
Дубровская со смешанным чувством гордости и страха прочитала доверенность, составленную Данилкиным.
Старик, бросая на инспекторов «Рыбнадзора» сердитые взгляды, долго заводил мотороллер, кашлял, что-то горестно шептал.
– Обедом покормишь?
– А что, уже обед?
– Еще бы! Я бы сейчас, кажется, слона съел. Наверно, виной всему цыганка, которая наворожила мне долгую, хотя и очень беспокойную жизнь. Слушайте.
Мадам Мерцалова пожала плечами:
– Ну, если подобное ты считаешь рекламой. Будем знакомы?
Несмотря на пережитый шок, Дубровская была рада тому, что встретила в этом аду нормальное человеческое существо.
– А у меня скоро будут приятные хлопоты, мои люди поехали за таджиком.
– Да проще простого. Но в любом случае в безумных на первый взгляд рассуждениях Виталия Алексеевича было слишком много правды. И, как я заподозрил, Шагинян сунул мне его в руку не случайно, а для успокоения нервов. Он деловито закинул ногу на ногу и произнес:
– Я сейчас все вам объясню, и вы поймете, что никаких гарантий не понадобится.
– Собирайся! – резко сказала я.
– Эй! Ты – первоходка? – спросила ее женщина цыганской внешности, та самая, которую Лиза определила как торговку наркотиками. Я уловил это сразу, хотя мой новый знакомый тут же их отвел, заинтересовавшись окрестностями, которые облагородили две девицы примечательных форм и умопомрачительной окраски. Шатало меня из стороны в сторону, все кружилось и вертелось, к тому же невыносимо мутило. Убийца.
