На заре нового российского капитализма он вдруг ворвался в наш модный мир: прямотаки выстрелил со своим причудливым и очень выразительным фэшн-проектом.
Модели «от Каплевича» были выполнены из каких-то редкостных тканей дивного плетения и колора, напоминающих… очень красивую мешковину.
С Павлом Каплевичем – одним из самых оригинальных российских дизайнеров, заслуженным деятелем искусств РФ мы встретились на Фестивале визуальных искусств в детском лагере «Орленок» на Черном море. Известный художник приехал сюда, чтобы продолжить один из своих оригинальных проектов.
Но начали мы разговор, разумеется, с таинственных «тканей Каплевича» – «живого текстиля», уже наделавшего шуму и в нашей, и в зарубежной дизайн-тусовке.
– Да – это было такое «очаровательное хулиганство». То, чем я в основном занимаюсь сегодня, – совсем другая история: структурная, индустриальная.
– Да, в основном это текстиль для дома – для стен, покрывал, подушек и пр. Ткани действительно «другие», непривычные, но предельно понятные по эстетике и фактуре. Имитируют текстиль XV–XVII веков.
А породила эту тематику опера «Борис Годунов», которую я ставил в Большом театре вместе с Сокуровым. Там потребовалась имитация тканей, которые были в ходу 5 веков назад: в высшем обществе и не только.
Мы пробовали решить эту задачу с применением моего текстильного ноухау, и сейчас уже делаем очень многое на основе этих технологий. Так, для «Золотой маски» изготовили массивный занавес – 1500 метров: по маленьким метровым образцам. Только что я закончил несколько тысяч метров текстиля для штофов, обивки стен в одном из замков на Луаре во Франции, – тоже по маленькому образцу, по квадратному метру.
– Интересно, откуда появился на вашем горизонте французский замок? Это что – новые русские «отстраиваются»?
– Нет, это чисто французский, получастный запрос. А для русского бизнеса во Франции, кстати, сейчас оформляем целую деревню – 30 домов.
И в России, и за рубежом работаю сейчас в самых разных направлениях: например, в кинотеатр для «высших эшелонов» понадобились настенные штофы из моего текстиля. Оформляю и огромные современные квартиры – включая текстиль для окон.
– Да – причем делаю и тюль, и основное полотнище. Например, мы только что закончили большую коллекцию так называемых каракульчовых занавесок – конечно, это имитация каракульчи. Разного цвета, для разных комнат. И органза – тюль – тоже с рисунком каракульчи. Получается такая диффузная ткань – весьма интересная штука.
– Совсем наоборот! Потому что сам способ выработки и дальнейшего «существования» моих тканей исключает большинство «мокрых » процессов в строительстве – связанных со штукатуркой и пр.
Проще говоря, берем кирпич – и лепим на него текстиль. Вернее, конечно, не на сам кирпич: изготовляются деревянные панели, на них крепится поролон, а уж на него это все равно дешевле. К тому стенами в помещении не застоится сырость: они будут «дышать».
– Да, причем опять же очень экономичной. Простой пример: если мастерице, чтобы сшить один обычный пиджак ручной работы, необходимы полторыдве смены, то из нашей ткани она легко может выпустить за одну смену 8 таких пиджаков! Поскольку в моем текстиле подкладка соединяется намертво с основным материалом, словно прорастает в нем.
– Это «авторское» свойство: я научился соединять ткань с тканью таким странным образом, что одна входит в структуру другой. Как бы прорастает – волокнами.
– Нет, чисто механический, который я, собственно, изобрел после 15 лет кропотливой экспериментальной работы. Имею авторское свидетельство на этот текстиль – он и называется «ткани Каплевича».
– Сейчас в моей практике они чаще создают, наоборот, эффект тяжести – кажутся просто монументальными фактурами. Это, например, необходимо в исторических постановках – в том же «Борисе Годунове». Или в мюзикле из жизни Екатерины Великой, который мы поставили в Екатеринбурге с прекрасным режиссером Ниной Чусовой (за костюмы к этой постановке, кстати, я получил «Золотую маску»). Люди говорили об этом спектакле, что там персонажи словно сошли с полотен Боровиковского – платья были внешне очень массивные, словно вынутые из сундуков екатерининских времен. Но на самом деле на сцене они дышали, были легчайшими – поскольку сделаны по суперновым технологиям. Абсолютно легчайшими – потому что в них танцует кордебалет, мимы; оперные поют, опереточные пляшут. То есть костюмы позволяют всему этому происходить – а выглядят при этом, как тяжелейшие, мощнейшей фактуры. Обманные такие ткани.
– При желании – конечно. Можно все что угодно – и пальто можно сшить в том числе. Какие творческие или технические цели поставлены – таких и добиваемся.
При этом у меня уже нет вопросов, в каком магазине что покупать, куда бежать и откуда доставать. Ведь раньше мы все ездили за границу за тканями – сейчас ничего этого не надо. Все мое производство – в районе МКАД, в нем задействовано уже 4 отечественных завода.
– На основе этих тканей, как ни странно, родилось целое работы, связанное с современным ством. Я стал заниматься изготовлением огромных фресок из ткани. Это уже художество. В основном выставочные варианты: уже принято решение, что несколько российских музеев современного искусства предоставят мне часть площадей на следующем Венецианском биеннале. Это наш совместный проект с Василием Церетели.
– Да – но тем же моим способом проращивания тканей. Такое совмещение гобелена и фрески. И при этом совершенно новый вид художественной работы – вот на это сейчас брошены все мои, скажем так, творческие силы.
– Да – в последнее время меня это стало очень волновать: создание новых русских брендов. И сохранение старых. Или – старых советских брендов.
Или – не очень старых… Вот сейчас, например, еду на мастер-класс с детьми, в «Орленок», чтобы просто понять, какие бренды они знают. Какие почитают, какие хотели бы видеть.
