Мир потрясен кровавой бойней, устроенной 26 мая в сирийском городе Хула — там убито 116 гражданских лиц, в том числе 49 детей и 34 женщины. Большинство погибло от ножевых ранений и выстрелов в голову. Официальный Дамаск поспешил откреститься от обвинений в массовом убийстве, в очередной раз переведя стрелки на «террористов «Аль-Каиды». Кто же на самом деле воюет в Сирии с армией Башара Асада? The New Times искал ответ в расположении вооруженных отрядов сирийской оппозиции
Oфициальной легенде о том, что сирийскую лодку раскачивают «международные террористы», не верят, похоже, не только простые сирийцы, но и солдаты правительственных войск. Один из них защищал Башара Асада только первые десять минут разговора с корреспондентом The New Times — пока не убедился, что перед ним действительно журналист, а не скрытый сотрудник спецслужб. «Сегодня тихо, наверное, выходной дадут, — вздыхает солдат по имени Рифат, — хотя начальство может вызвать в любой момент, причем неизвестно, что придется делать: митинговать в Харасте или Думе * * Пригороды Дамаска, где в последнее время власть организует «спонтанные» проправительственные митинги. или ехать в Дераа играть в «русскую рулетку». Я хочу к семье: к жене и сыновьям. Я устал стрелять и бояться, защищая эту власть, которая не думает о своем народе».
Та же усталость написана и на лице угрюмого одноглазого капитана — к нему подводят те же самые солдаты, что накануне задержали корреспондента The New Times за «самовольную попытку» уехать из Дамаска в Хомс. На старом ноутбуке капитан, цокая и осуждающе качая головой, показывает забавные карикатуры на президента Асада. «Вот смотрите, такие картинки тоже распространяют террористы. В России уважают Путина, правда же? Такого безобразия у вас наверняка нет». — «Кого вы называете террористами?» — «Как кого? В Хомс постоянно прибывают вооруженные люди из Ливана, Ливии, Турции… За все это платит «Аль-Каида», — твердит капитан выученный урок: видно, что служба обязывает повторять это по нескольку раз на дню.
На просьбу показать фотографии террористов или назвать их имена капитан отвечает отказом: «Придет время, и все данные будут опубликованы, посмотрите пока вот это видео» — и снова сует ноутбук. На ролике солдаты задерживают группу молодых людей. Их трясут, спрашивая, кто они такие и откуда у них столько оружия. Те не отвечают, закрывая лица.
Аль-Халидия, район Хомса. Все, что осталось от больницы «Аль-Ватани»
Вторая попытка «осады» корреспондентом The Nеw Times сирийского министерства информации с просьбой разрешить выезд из Дамаска в Хомс оказалась более удачной. Хасан, сирийский знакомый, близкий к вооруженной оппозиции, обещает по телефону встретить в Хомсе на автобусной станции Аль-Гота. Миновав полицейские блокпосты, автобус выезжает на трассу и далее следует без остановок. За окном солнечно и уныло: разрушенные дома, разбитые витрины, сожженные машины. Почти все здания хранят следы обстрелов.
На улицах Аль-Халидии, одного из районов Хомса, все спокойно. Раньше тут жили 40–50 тыс. человек. С началом боев большинство жителей бросили свои дома и бежали в районы, примыкающие к границе с Турцией. Теперь Аль-Халидия под контролем подразделений оппозиционной Свободной армии Сирии (САС). В самом начале организованного сопротивления режиму, весной-летом прошлого года, на «вооружении» у САС были в основном палки и камни. Потом появились первые трофеи в виде легкого стрелкового оружия, еще спустя пару месяцев начал планомерно пополняться личный состав, в основном за счет солдат правительственных войск, переходящих на сторону повстанцев.
Станция Аль-Гота. Мужчины выгружают из автобуса воду, рис, овощи и сладости. Хасан знакомит корреспондента The New Times c Cалехом аль-Хусейном, старшим лейтенантом САС. Тот предлагает совершить экскурсию по местам боевой славы. «Это Аль-Ватани, самая большая больница Хомса, — показывает аль-Хусейн на испещренные пулевыми отверстиями серые развалины. — Мы ее только вчера отбили. Раньше сюда свозили наших раненых со всего города, а потом ее заняла государственная армия, вон видите мешки с песком на крыше? Это от них осталось». Больница несколько раз переходила из рук в руки, и когда победа в конце концов осталась за повстанцами, от здания почти ничего не осталось: крыша и стены пробиты снарядами, повсюду валяются обломки медицинского оборудования, ни одного целого окна… У входа, рядом с разбитым портретом Хафеза Асада, отца нынешнего президента, — гора с песком, из которой торчит нога. «Это шабиха — «полисмен», чтоб вам было понятней, — поясняет Салех. — Мы не всех этих шакалов успели похоронить…» — «А это кто?» — показываю на тело в зеленом гражданском костюме, свисающее с железобетонной перегородки. «Понятия не имею, может, чиновник какой-то», — пожимает плечами лейтенант.
По разрушенной лестнице поднимаемся на следующий этаж. В одной из комнат разбросана женская одежда. «Сюда солдаты из государственной армии приводили девушек», — сообщает Салех, разглядывая упаковку от презервативов. «А это сирийский журналист хотел снайпера сфотографировать, а тот его подстрелил», — поясняет лейтенант уже в следующей комнате, показывая на следы крови на стене.
На выходе из здания натыкаемся на знак: «Стоп! Полиция». «Это они так пациентов охраняли, — иронизирует Салех. — Когда поняли, что мы близко, расстреляли 75 человек. Ни у кого из убитых не оказалось документов». — «Куда же вы дели трупы?» — «Похоронили».
