Новый Pontiac Solstice – это первая попытка Америки сделать спорт-кар более чем за 50 лет. И ни разу после неуправляемого удара Бекхэма с пенальти в матче против Португалии мы не видели ничего, чтобы так сильно промахнулось мимо цели. Он смехотворно ужасен.
И это приводит к вопросу. Как случилось, что огромная американская автоиндустрия не может сделать то, что, по сути, является просто бобами на тосте. Лёгкий, резвый, освежающий, как запах сосен, автомобиль с двигателем спереди, простой складывающейся крышей в середине и ведущими колёсами сзади? Lotus может делать спорт-кары при помощи всего лишь расплавленной ванны и движка от Rover. Alfa Romeo может сделать спорт-кар, взяв только сталь, настолько тонкую, что сквозь неё можно читать, и мотор, который не будет заводиться. И был ещё Triumph, который выпускал спорт-кары, даже несмотря на то, что абсолютно весь персонал был снаружи фабрики, грея руки и жаровни и распевая песни.
Так в чём же проблема Америки? Ну, здесь, в Европе, первые машины были дорогими сделанными на заказ предметами роскоши для любящих твид и богатых. Только в сороковых годах машины для обычных людей начали появляться во Франции, Германии и Британии, и только в пятидесятых они появились в Италии. В Испании их нет даже сейчас.
В результате этого у нас до сих пор осталось врождённое чувство, что автомобиль – это нечто, на что надо копить, нечто немного декадентное и захватывающее. Тогда как в Америке обывательский Model T Ford был выпущен очень скоро после появления внутреннего сгорания, так что там у машин никогда не было шансов получить такую же печать люксовости. И поэтому автомобиль там всегда рассматривали как инструмент, это всегда была не более чем альтернатива лошади.
В Европе мы говорим о стиле и о том, как машина разгоняется. В Америке говорят о том, сколько клетей для перевозки лошадей может уместиться в их пикапе, какой крутящий момент развивает его двигатель.
Если и находишь кого-то, кто любит перфоманс-кары, всем им обычно интересно, как много g можно получить в поворотах, тогда как обладающим складом ума петролхеда вообще не интересно сцепление, а лишь то, что происходит, когда оно теряется, и машина начинает скользить. Тогда ты оказываешься в мире управляемости. В мире, где ничего кроме твоего умения не удерживает тебя от встречи с ограждением.
Есть и ещё кое-что. С самого первого дня весь смысл американского автоспорта был в спонсорстве, из-за чего и были придуманы овальные треки. Такая форма означает, что вся толпа может видеть имена спонсоров в течение всей гонки. Машины никогда не теряются за деревьями.
У нас они терялись. Автомобильные гонки были игрой богатых, и проводились они вдали от черни на дорогах по периметру взлётных полос. И на таких извилистых треках сцепление было совсем не таким важным, как хорошая управляемость.
Сложите всё вместе, и вы начнёте понимать, почему у нас есть Lotus, Ferrari, Maserati и Aston Martin. А у них пикап Ford F-150 Lightning – от 0 до 100 км/ч за миллионную долю секунды. Достаточно места сзади для мёртвого медведя. И на сложной дороге веселье такое же, как от клизмы с васаби.
Ещё у них есть Ford Mustang, и на прошлой неделе именно на нём я проехал по 101 шоссе от Монтерея до Сан-Франциско. Сияло солнце, радио 104.3 The Hippo ласкало мои слуховые косточки умиротворяющими звуками Западного Побережья, и, как и все остальные, я стабильно ехал 105 км/ч, и моё сердце стучало в монотонной гармонии с большим V8.
Дизайн новой версии сделали так, чтобы он напоминал оригинал 1965 года, и это хорошо. Не так приятно, как новости о том, что его внутренности также сделали там, чтобы они напоминали оригинальные, и поэтому у него есть все технологии, которые в Европе посчитал бы устаревшими даже Эдуард Длинноногий.
Никакого вам двухэтапного турбонаддува, никакой элегантной выполненной вихрекамеры, чтобы выжать всю мощность и экономичность из максимально компактного двигателя. Это 4,6-литровый V8 всего с одним распредвалом, тремя клапанами на цилиндр и производительностью, которую среднестатистический европеец мог бы ожидать от соковыжималки.
Платформу новый Mustang получил от Jaguar S-type, но потом американцы отправили её назад во времени, поставив неразрезной задний мост, такой же, как у детской коляски Silver Cross, и поперечную тягу Панара, которую Ньюкомен отверг как «слегка устаревшую».
На что же он похож на дороге? Ну, за день до этого я устроил несколько жёстких заездов по экстраординарному треку Лагуна-Сека, который, поскольку это один из самых извилистых треков в мире, считается гоночными пилотами со всего мира одним из лучших. Мэнселл. Вильнёв. Даже Стиг, у всех затуманиваются глаза при одном только упоминании о нём.
И если честно, он превосходно подходит для большого бешеного жеребца. Его тормоза изжарились после шестого поворота; последний медленный вираж полностью уничтожил задний ведущий вал; а в пугающем Штопоре, извивающемся под наклоном, настолько крутым, что по нему просто не получится взойти пешком, мистер Эд, боюсь, был таким же острым, как пант-ган. Чёрт, ещё чуть-чуть и я бы обделался.
Быстрый ли он? Ну, у него 300 л.с., что примерно на 200 л.с. меньше, чем может получить BMW от двигателя такого размера. Но как бы то ни было, он разгоняется до сотни за пять секунды, а максимальная скорость равняется 240 км/ч. Не так плохо для воловьей упряжки.
Но по европейским стандартам, эта машина – хлам. Двигатель обладает разорительным, неиспользующимся объёмом, который превращает топливо в ничто; он не может доехать от одного конца просёлочной дороги до другого, чтобы не остаться без тормозов, а управляется точно так же, как новорождённый осёл.
Это ещё не всё: у него грубое звучание двигателя, салон отделан так же стильно, как афганская пещера, и… и… и… я не могу продолжать. Видите ли, я говорю о плохих сторонах этой машины, но боюсь, что мой мозг думает только о том времени, когда я ехал 105 км/ч по 101 шоссе, слушая Eagles на 104,3.
И ещё я помню, как ехал через район порта в самом Сан-Франциско, городе, где был снят «Буллитт», фильм, который навсегда поместил Mustang в сердца петролхедов.
Видите ли, я продолжал думать о том, что я на Mustang в Сан-Франциско роскошным сентябрьским днём. И это мне очень нравилось. Настолько нравилось, что меня не оставляла идея, что, может быть, надо взять немного этих ощущений домой.
Цифры выглядят хорошо. Поскольку Mustang сделан из чугуна и лавы, он экстраординарно дёшев: 25 000 долларов. А 13 800 фунтов за 300 л.с. смотрятся соблазнительно. Даже если принять во внимание стоимость перевозки, замену фар и налоги для мистера Блэра, он всё равно будет стоить всего 22 000.
За эти деньги можно купить Golf GTI, который после этого каноэ кажется космическим кораблём Enterprise. Он более практичен, его легче обслуживать, и в Лагуна-Сека он бы, без сомнения, был намного более компетентным. Когда бы я ни ездил на GTI, он всегда наполняет меня восхищением своими способностями, но когда я ехал на Mustang, он мне нравился. А это важнее.
Да, американский путь означает, что они никогда не смогут сделать спорт-кар. Это объясняет, почему Pontiac Solstice оказался таким ужасным. Но такое упрощенческое отношение к машинам как к крытым фургонам на самом деле не имеет значение, когда речь идёт об автомобиле подобном Mustang, когда ты едешь 105 км/ч по залитой солнечным светом дороге, и Doobies поют тебе свою серенаду Long Train Running. И это явно неважно, если мы говорим о настолько красивой машине за 13 тысяч.
И всё же меня беспокоит, что если я куплю Mustang, привезу его сюда, то потом, одной дождливой ноябрьской ночью я пойму, что на самом деле домой я хотел привезти Сан-Франциско.
Таким образом, вывод в том, что Mustang – отличная машина, но только в Америке. Здесь же лучше купить Golf GTI.
