«У вас в России модные люди. Краснодарские женщины так элегантно, изысканно и дорого одеты. Все в гармонии. А французы? Они серые в одежде. Нет пижонства или стиляжничества. Одел джинсы, майку — и пошел».
В рамках премии «Фанагория ART» Краснодар посетил один из членов жюри конкурса русский художник из Парижа Игорь Андреев.
Признаться честно, до конкурса об Игоре Андрееве я слышала мало. Парижский художник редко бывает в регионах России. Картины его можно увидеть лишь за границей, правда, несколько лет назад он выставлялся в Москве. О нем больше можно узнать из книг Эдуарда Лимонова — с ним художник («Рыжий») дружит уже много лет. Из рассказов этого писателя я выудила еще информацию о общении Андреева с выдающимся танцовщиком Рудольфом Нуриевым и племянником знаменитого модельера Пьера Кардена. В Интернете нашла пару-тройку его картин — вот, в принципе, и все. Так что знакомство с художником мне предстояло, как говорят, с чистого листа.
Мы устроились в кафе на Красной в компании члена жюри,директора краевого выставочного зала изобразительных искусств художника Игоря Михайленко и представителя организаторов, директора компании «Династия PR» Элины Пивень.
Меня поначалу в Андрееве удивляло все: его чудаковатый вид, шляпа, очки; даже то, как он смотрит на привычные нам вещи.
Я подумала: «Обычная будка. Что такого можно с ней сделать?». Действительно, только людям творческим во всем видятся образы, очертания, линии… Это как у Паустовского, который учил видеть в обычных вещах необыкновенное. И надо же так, подумала я, отдельные люди одарены настолько утонченно организованным органом зрения, что это позволяет им видеть мир как сокровищницу блистательных чудес. Андреев, действительно, из таких людей.
— Игорь, читая краткие сведения о вас: «Родился в 1952 году в Ленинграде, 1972 году покидает Россию, удивительным образом бежит с корабля, скрывается в Канаде, потом перебирается в Париж, пишет картины в стиле поп-арт», — не понимаешь, в какой период времени вы стали художником?
— Не сразу, конечно, я к картинам пришел. Вначале я твердо решил, что буду писателем, лет в девять непременно хотелось стать Аркадием Гайдаром. Я очень любил этого писателя, зачитывался его повестью «Тимур и его команда». В 16 лет написал первые рассказы, пробовал себя в поэзии, вел какие-то дневники. Показывал своим друзьям, а они не верили, говорили, что я у кого-то все списываю. Когда приехал в Канаду, продолжил свое сочинительство. Ходил по редакциям и предлагал свои рассказы, но никто, к сожалению, их не брал. Хотя все обещали позвонить, но телефон молчал. Нужно, наверное, было ждать, но мне не на что было жить.
— Сейчас и не вспомню. У меня даже черновиков не осталось. Придумывал разных персонажей, какие-то истории о бедном парне, который застрял в Торонто и которому нечего есть и негде спать.
— А вы не смейтесь, я ведь к киноискусству тоже был в свое время причастен. Еще в Ленинграде работал шофером на «Ленфильме». Там же познакомился и с режиссером Алексеем Учителем. Мы с ним скорешились, к девчонкам в общежитие вместе бегали. И фильм свой «Космос как предчувствие» он, между прочим, про меня сделал. С кино у меня, конечно, не сложилось в дальнейшем. Но с Учителем до сих пор поддерживаю отношения.
— Поскольку писатель из меня не вышел, а жить надо было на что-то, я пошел работать в галерею. Там я какое-то время и жил. Там же начал творить. Помню, нарисовал как-то шесть рисунков. Свернул в рулончик и пошел в другую галерею, познакомился с работниками и говорю: «У меня есть шесть рисунков. Купите!» Достаю, показываю, а они носом воротят. Пришел к друзьям расстроенный. Показал им рисунки, а они возьми да купи два рисунка за 50 долларов. Тогда это были для меня большие деньги, на них можно было кое-как перекантоваться две недели.
Вот так начиналось мое художество. Поначалу сюжеты были простенькими, рисовал улицы, дома, такси. Многим стало нравится, что я делаю. До большого искусства было, конечно, еще далеко.
Однажды прихожу в галерею в Торонто, смотрю, висят яблоки, работа Эдуарда Зеленина. Узнал, что стоимость картины приличная, задумался: «Вот что рисовать-то надо!». Решил сменить стиль.
Игорь Андреев, на мой взгляд, весь состоит из противоречий. Считает себя самоучкой, хотя, безусловно, опыт работы в канадской галерее повлиял на его формирование как художника. Ленинградец, но больше любит Москву, понимает толк в вине, хотя сам не пьет. Он не любит, когда его называют французским художником, хотя признание к нему пришло именно в Париже. Не любит говорить о политике, но дружит с оппозиционным писателем. Не любит сравнивать свое творчество ни с кем, хотя считает, что его судьба очень схожа с судьбой Ван Гога.
— Я расскажу об одной детали, которая сыграла важную роль в моей жизни. В 1977 году состоялась первая выставка Ван Гога в Торонто. В центре города развесили афиши. Прохожу я по улице и вижу: висит портрет с моей мордой. Представляете, мое лицо на весь плакат в шесть этажей.
— Это был знак! Сходство со мной было обалденное. Я, конечно, пошел посмотреть на творения великого художника. Думаю, это было толчком. Первое знакомство с картинами великого мэтра можете считать началом моего пути в искусстве.
Я потом много о нем читал, изучил досконально его биографию. Хотите верьте, хотите нет, но судьбы у нас с ним схожи. Я родился 29 февраля 1952 года, а он родился 30 марта 1853, внешне мы с ним почти одно лицо, вспыльчивый импульсивный характер у меня, как у него. Меня по жизни соединяет с ним необъяснимая мистическая связь. После первой встречи я уже не думал: писать или не писать? Я писал картины — и все!
— Игорь, у вас есть еще авторитеты, кроме Ван Гога, среди людей искусства, может, среди писателей, музыкантов?
— Я любил Людмилу Зыкину, очень расстроился, когда ее не стало. Великая русская певица, она — сокровище России. А в детстве я еще мечтал Шаляпиным стать. Я сидел на уроках и пел. Я всегда понемногу брал то там, то там. А когда вошел в художество, двери закрылись. Сегодня, если бы даже у меня был голос, я бы не смог петь.
Игорь достал фотоаппарат и, перелистывая файлы, стал показывать: — Это моя выставка в Мадриде, это — в Брюсселе. А это новые работы, — сказал художник, указывая на фото «винтажной» мебели. — Я сегодня и мебель на заказ делаю, и гостиницы расписываю граффити, и в скульптуре себя пробую.
Рассматривая необычные работы мастера, я думала: «У каждой картины, наверное, свое время. Сегодня другие темы, сюжеты, техники написания. Произведения поп-арта зачастую юмористичны и содержат хорошую порцию авторской иронии. Действительно, Андреев творит, потому что хочет, чтобы его мысли и грезы не оставались только в его мозгу.
— Сейчас все больше искусство тяготеет к дизайну, — прервал мои размышления Андреев. — Наше время дает возможность ощутить развитие, стать его частью, повлиять на будущее. Сейчас эпоха глобальных перемен и творить в это время очень здорово!
— Игорь, скажите а вы сами пытались как-то оценивать свои работы, по каким-то общепринятым критериям?
— Нет, это невозможно: одному нравится, другому — нет. Так и будешь бегать. Я делаю вещи сериями, например, серия машин, потом перешло на рыб, появились лица, глаза женщин.
Я не стараюсь делать все реалистично, я ищу способ, чтобы меня узнавали: «А это машина Игоря, а это лицо Игоря». Когда я выставляюсь на аукционах, сразу видно, что это мои работы.
— Игорь, вы — почетный член жюри премии современного искусства Кубани «Фанагория ART». C кем-нибудь из конкурсантов уже познакомились?
— Да, на Кубани очень много хороших художников. Думаю, будет трудно оценивать конкурсные работы. Представлено такое разнообразие. А вообще, чтобы увидеть и оценить картину, нужно какое-то время, так просто выбрать нельзя. К истинному искусству нужно подходить постепенно. Но я же не один выбираю, есть и другие люди в жюри, которые тоже выскажут свое мнение. А я буду смотреть,есть ли у художника продвинутые идеи или нет, то есть, куда он движется. Я думаю, все равно победит лучший.
— Один из самых крупных художников современности колумбиец Фернандо Ботеро написал мне рекомендации. Я этим очень горжусь, потому что все-таки этот художник — авторитет, после Ван Гога, конечно.
Честно говоря, мне сложно сказать, как выживает сейчас большинство художников, так как я выбрал для себя индивидуальный путь продвижения в мире искусства. Для меня искусство — это не вопрос выживания, а вопрос самореализации. Я живу, наслаждаясь тем, что могу творить, передавать идеи, эмоции и желания через арт. Я не представляю себя без творчества. Всегда хочется изменить мир глазами. Почему искусство сейчас переходит в дизайн? Потому что дизайн, на мой взгляд, в наш век очень близко приблизился к искусству. Он стал уже частью искусства.
— Ваши картины — зачастую отражение истории, разных ее периодов, а есть ли у вас работы, посвященные России советской, перестроечной, России нового века?
— У меня совсем недавно возникла мысль создать работы на базе советских плакатов. Советская живопись, на мой взгляд, была очень самобытна, такие гениальные идеи! Смотришь на картину соцреализма: вид на реку, пионеры строем идут, трактор невдалеке тарахтит.
Извечные темы искусства мы вправе рассматривать как откровения истории. Обращаясь к ним и давая им собственную интерпретацию, каждая эпоха тем самым провозглашает свои фундаментальные склонности, целостную структуру своей души.
— Когда задумывалась премия «Фанагория ART» в экспертной комиссии возникло много споров по поводу концепции конкурсных работ. В итоге дали две темы — «Восторг простого дня» и «Время наших надежд», не ограничивая творческий полет художников. Но есть художники, которые говорят, что нужно было дать очень узкую тему. Какой вы придерживаетесь позиции?
— Никакой. Я так скажу, если художнику задавать тематику, это все усложняет. Давать свободную — он теряется, получается «палка о двух концах». Тут уже жюри должно решать, а не художники.
— Игорь, сегодня в искусстве невозможно прожить без пиара. Кто занимается продвижением вашего имени на Западе?
— Я работал для частных клубов, расписывал известные отели. У меня до сих пор есть идея сделать картины для парижского метро. Вот сейчас делаю большие граффити, пишу на металле, на дереве, на бутылках, делаю тарелки, столы. Стараюсь угнаться за временем, хотя уже понимаю, что не успеваю. Еще лет десять назад предложил одной фирме расписать ванны, сегодня смотрю: это направление уже проработано. Видел даже у вас в Краснодаре расписанный унитаз. Все быстротечно, не угнаться в искусстве, но все предсказуемо.
— Да, Эдуард Лимонов написал два моих портрета, правда, один плохо сохранился. А один сегодня стоит недешево — около 15 тыс. евро. Лимонов раскручен в Париже.
— Я бы продал, да сделал большую ошибку, подарив его своей дочери. Она своего не упустит ( смеется) .
