Георгий Кузнецов и Андрей Блохин. Фото Сергея Захарова. ИА «Живая Кубань»
Краснодарских художников Андрея Блохина и Георгия Кузнецова из арт-группировки Reсycle знают не только в родном городе. Их работы популярны в Москве и Перми, а также за рубежом. Лауреаты премии Кандинского, они создают уникальные арт-объекты для бренда Dior, а их скульптуры из мусора обретают вторую жизнь в музеях.
«Живой Кубани» художники открыли секрет своей популярности, а также рассказали о том, где они черпают идеи для своих работ, какими проектами занимаются сейчас, почему в Краснодаре открыть выставку сложно, и что думают о современном искусстве в городе, стране и на Западе.
Андрей, Георгий, известно, что вместе вы учились графическому дизайну в Художественно-промышленной академии в Краснодаре. Ваши родители тоже художники. Продолжить династию художников вам было предрешено? Был у вас другой выбор?
Андрей Блохин : Выбора у нас не было. Как-то так получилось, что Егор до этого еще учился в Ставрополе в художественном училище, затем мы вдвоем в Краснодаре. И так вышло, что мы вместе начали делать проект Recycle и делаем до сих пор.
Как перешли от графического дизайна и дизайна интерьеров к созданию инсталляций? Думали ли вы тогда, что серьезно займетесь современным искусством?
Георгий Кузнецов : Нас всегда занимала игра с материалом и неизвестными технологиями — то, что еще не делали, то, что еще не использовали. Поэтому и начали заниматься инсталляциями. Сначала мы не придавали этому какое-то значение — нам просто нравилось развлекаться с технологиями и идеями.
Андрей Блохин : Потом выяснилось, что это кому-то нравится, и нам сказали, что это искусство. В принципе, мы и сейчас развлекаемся, только это уже на другом уровне.
Повлиял ли кто-то на становление вашего творчества, ориентировались на кого-то? Что вас вдохновляет? Где ищите новые идеи для своих арт-объектов?
Андрей Блохин : Мы всегда советуемся с родителями, с отцом Егора, который подсказывает нам какие-то вещи и участвует в наших проектах. Что касается конкретно творчества художников, то таких нет. Нельзя для себя выделить одного художника, иначе все это будет переосмыслением его работ. Получится, что он задаст одно направление, а нам это не нравится, нам нравится делать что-то самим.
Георгий Кузнецов : Нравятся работы многих, начиная от Микеланджело и заканчивая Анишем Капуром ( скульптор, член группы «Новая британская скульптура», лауреат премии Тернера, — прим. авт. ). Кстати, нам нравятся археологические музеи. И нет такого, что к чему-то тяготеем больше. У каждого художника есть нечто свое уникальное и поразительное, что отличает его от других. По сути, каждый художник, который попал в историю искусств, в своих работах отображал период времени, в котором он жил, идеи и материалы. В наше время нельзя поразить человека уникальностью работ в традиционных материалах.
Андрей Блохин : А идеи для инсталляций можно найти везде. К примеру, во время перелетов в самолете, когда выключен телефон, и никто тебя не трогает. Во время прогулки по красивым местам, например, по нашим прекрасным полуразваленным лофтам, которые нам очень нравятся. Мы очень много путешествуем, нас привлекает Азия. Нет такого, чтобы что-то конкретно вдохновляло. Например: «Ко мне придет идея только, когда я сижу на этом стуле» — это бред.
Георгий Кузнецов : Мозг работает постоянно, всегда есть задачи, о которых ты думаешь. И независимо от того, сидишь ты сейчас с блокнотом или просто гуляешь по улице, — ты продолжаешь искать визуальные образы и идеи.
Какие возникают проблемы в процессе работы над объектами?
Георгий Кузнецов : Ох, их полно. Так как мы работаем с разными технологиями, возникают разные проблемы. Сейчас мы делаем керамический камень, на нем будет сверху вращаться металлический бур. Сначала мы очень долго делали сам камень — придавали ему текстурную слоистость. Потом мы очень долго не могли создать кожу — чтобы держался силикон. Когда сделали глину, она начала трескаться… И это бесконечно… Но отрицательный результат — это тоже результат, потому что в любом случае получаешь опыт и узнаешь больше об этом материале. Потом, создавая другую работу по подобной технологии, ты застрахован от этих ошибок. И у нас не бывает паники, если что-то не получается.
В нашей стране в художественных вузах преподают современное искусство?
Андрей Блохин : Так, чтобы преподавалось современное искусство в вузах, — такого нет. По-моему, сейчас появилось в Строгановке ( Московская государственная художественно-промышленная академия имени Строганова, — прим. авт. ) какое-то отделение. Некоторые преподают современное искусство, но это больше коммерческие проекты. И, в основном, в Москве. В вузах же это не сильно развито. Современное искусство заставляет людей думать, и это хорошо. Поэтому, конечно же, будет замечательно, если многие вузы начнут преподавать этот предмет — чем больше, тем лучше. Но это не должно принимать сумасшедший оборот, как бывает в нашей стране — сначала это никому не нравится, потом резко всем нравится, а завтра уже все об этом забывают. Все должно быть постепенно, ведь разницы между современным искусством и классической живописью или скульптурой, по сути, нет — они равны.
Как распознать — это современное искусство или псевдоискусство? Есть какие-то критерии оценки?
Андрей Блохин : Работа должна отвечать требованиям нашего времени. Если в ней есть визуальная и идейная стороны, актуальные в этот момент, то это — современное искусство.
Георгий Кузнецов : Думаю, каких-то критериев оценки нет. Любая вещь, помещенная в музей, имеет место быть.
Для кого работает современный художник? Кто ваш зритель?
Георгий Кузнецов : Для людей, которым это интересно. Наш зритель — человек. Создавая свои арт-объекты, мы стараемся больше работать над визуальным образом, чтобы объект говорил сам за себя. Мы никогда не пишем больших сопроводительных текстов, которые бы рассказывали о глубокой концепции. Мы считаем, что человек должен смотреть на объект и понимать, что хотел сказать художник. Или находить в этом свои идеи. Многим нашим работам приписывают такие значения, о которых мы даже и не думали. Считаем, что всегда должна быть свобода для фантазии и некая недосказанность, чтобы человек мог поразмыслить.
Андрей Блохин : На наши выставки приходят разные люди — совершенно разного социального слоя и образования. И на самом деле много таких, которым это интересно.
Вы бы не хотели, чтобы зритель воспринимал просмотр ваших работ как развлечение?
Андрей Блохин : Искусство — это всегда развлечение. Даже работы Микеланджело в свое время были развлечением. Искусство — это не сфера жизненно необходимых для человека вещей. Без него человек не умрет, но отупеет, и в этом разница. К нашим работам относятся абсолютно по-разному. Кому-то нравится, а кому-то нет, некоторые считают наши проекты поверхностными, а другие — замудренными. Хотя думаю, что последних мало. В любой деятельности есть положительные отзывы и критика. Когда на тебя смотрит много тысяч людей, у них всегда есть мнение, которое они хотят выразить.
Вы живете в Краснодаре, но при этом, в основном, реализуете проекты в Москве. С чем это связано?
Андрей Блохин : В Краснодаре нам удобно, и мы привыкли. У нас здесь семья, друзья, студия.
Георгий Кузнецов : Здесь хорошее географическое положение: от Краснодара до моря — два часа. Можно спокойно покататься на кайте летом, а зимой поехать в горы, чтобы покататься на борде.
Андрей Блохин : А люди прекрасные есть и в Москве, и в Краснодаре. У нас там тоже масса друзей, и тоже есть студия. Но все-таки здесь проще и быстрее — пробок нет. А по поводу выставок — почему в Москве, а не в Краснодаре их открываем, — здесь это дорого и сложно. У нас были в самом начале нашего пути выставки в Краснодаре. Но здесь нет такого количества людей, которым это интересно.
Вам за несколько лет удалось достичь такой популярности, какой другие добиваются многие годы. Как думаете, в чем причина вашего стремительного успеха?
Андрей Блохин : Да, надо много работать, и будет результат. Очень часто художники находят определенный прием и следуют ему постоянно, боясь от него отклониться. То ли они боятся, что потеряют узнаваемость, то ли еще что. У нас никогда такого не было — нам становится скучно работать постоянно с одним материалом, нам нужно что-то менять. От того такой результат и получается.
В 2011 году на выставке «Dior: под знаком искусства» вы представили арт-объект, посвященный эволюции сумки. Как начали работать с брендом Dior? Как воспринимаются ваши идеи компанией? Что сейчас для них разрабатываете?
Андрей Блохин : Работать с Dior мы начали через человека, который был куратором одной из выставок, где мы принимали участие. Он работал в компании, и нам предложили реализовывать для них проекты. Мы согласились — все очень просто. Как воспринимаются наши идеи компанией? Если мы для них делаем, то, безусловно, хорошо.
Георгий Кузнецов : Мы посылаем им несколько вариантов — наши мысли на тему, они выбирают что-то одно. Перед этим нам говорят: «У нас есть такая выставка с такой-то концепцией. Вам интересно?». Мы отвечаем либо согласием, либо отказом, и если нам интересно, придумываем какие-то объекты.
Андрей Блохин : Куратору выставки нет смысла говорить художнику, как он должен что-то делать. Иначе — делай сам. Сотрудничество с Dior открыло прекрасные возможности — наши работы были выставлены в Пушкинском музее.
Георгий Кузнецов : Особенно приятно было разрезать на кусочки сумочки Dior из последней коллекции. Нам предоставили три сумки для этого, а наши девушки во время этого «плакали». Там даже был пиджак из коллекции, которая никуда не вышла. Компания нам его прислала, мы на него посмотрели и благополучно залили в гипсобетон.
Андрей Блохин : Сейчас для Dior разрабатываем новый объект, который будет стоять у них во флагманском магазине в Париже. Пока рассказать подробности не можем — у нас подписано соглашение о неразглашении информации.
Вы трижды попадали в шорт-лист премии Кандинского, а в 2010 году стали лауреатами в номинации «Молодой художник года. Проект года». Для чего участвовали в конкурсе и какие преследовали цели? Считаете ли вы вручение этой премии высшей наградой?
Георгий Кузнецов : Премия Кандинского — это одна из самых адекватных оценок состояния российского искусства. В ней принимают участие не только мэтры современного искусства, но и художники, совершенно неизвестные и выставляющие свои работы в первый раз. И это большое событие для России. Каждый раз участвуя, мы получали колоссальный опыт, а также знакомства с кураторами и галеристами. Эта премия нам много чего дала. Здесь важно само участие, а не победа. И да, в нашей стране премия Кандинского — это высшая награда.
Есть еще несколько премий в области искусства, к примеру, государственная премия «Инновация», частные премии. Этого достаточно, чтобы поддержать современное искусство в России?
Андрей Блохин : Для современного искусства этого не достаточно — затраты на материалы слишком велики. Получить премию — это не значит обеспечить себя работой или спокойной жизнью на какой-то период. Если ты не будешь дальше работать, то никакие премии не помогут.
Георгий Кузнецов : Надо понимать, что размер премий совершенно не покрывает расходы. Эти премии лишь вопрос внимания, а не денег. Еще есть гранты, которые выдают художнику на создание работ. Но в России это не сильно развито, а вот в Европе и Америке это работает. Лучше бы в нашей стране развили это направление, которое более полезно для художников.
Георгий Кузнецов : На мой взгляд, в России о современном искусстве говорят больше людей, чем на Западе. Потому, что очень многие люди его не принимают, и очень многие принимают. И между ними идет борьба и интересный процесс, все бурлит, как в котле. А на Западе все люди этого уже «наелись» и поэтому абсолютно спокойно к этому относятся. И там нет такого, чтобы выставки закрывали или блокировали. Это как раз показатель того, что огромной массе народа это не безразлично.
Андрей Блохин : В Краснодаре есть масса художников, которые поддерживают и развивают современное искусство. Конечно, мы с ними общаемся. Но вопрос в том, что на уровне «бизнес — государство» это очень вяло — нет никакой поддержки. Поэтому здесь все держится на активистах. Огромное спасибо ребятам, которые развили в Краснодаре жизнь. Если бы не они, думаю, в городе еще долго ничего не было бы. Они делают, как у них получается. Общество здесь достаточно закрытое для чего-то нового в искусстве. Люди открыты для клубов, баров и ресторанов, а искусство либо считается полным бредом, либо, когда, например, привозят Никаса Сафронова ( скандально известный советский и российский художник, — прим. ред. ), на выставку стоят очереди. Это вообще мне не понятно, как это может быть? Это настоящий парадокс. Если в Москве организуют выставку Сафронова, то я сильно сомневаюсь, что туда придет большое количество людей, и об этом будет говорить весь город. Если же в Краснодар привезти хорошего западного или даже российского художника в области современного искусства, все сразу начнут ворчать. Знаете, в Краснодаре наблюдается непринятие обществом чего-то нового, но хорошего, но принятие чего-то старого, но нехорошего. И это удивительно.
Георгий Кузнецов : Больший интерес у публики это приобретет, если они начнут продавать, открывать галереи, и это найдет поддержку у государства.
Андрей Блохин : Даже хотя бы у бизнеса — не стоит это привязывать к государству. Повторюсь: удивительно, что в Краснодаре так часто открываются и закрываются новые клубы и рестораны, а вещи, которые задевают мыслящие слои общества, не ценятся.
Георгий Кузнецов : Люди готовы потратить 2 млн рублей на душ, но 2 млн рублей на картину — нет. И пока есть эта грань, у нас все будет развиваться очень долго.
Андрей Блохин : Безусловно, эти площадки в Краснодаре будут заполнены. Вопрос только: «Чем и кем?». Очень надеюсь, что там будут сильные и достойные выставки, чтобы люди сюда пр…
