— Механический секс, резиновая еда, синтетическая одежда… — девушка Саша в войлочной юбке с винтажной подкладкой смотрит сквозь призму витрин торгового центра. — Так-так.
Мы плывем по морю магазинов московского ТЦ «Европейский» и ныряем в самые популярные из них. Саша — модельер. В торговом центре она наблюдает за выбором покупателей. Как многие молодые дизайнеры, Саша — талант, которому пока нет цены. Сотворила замысловатые вещи из неповторимой ткани ручного крашения, назвалась MAMONOVA — незамысловато, по своей фамилии, и теперь продает свои модели знакомым за те деньги, на которые договорится.
Саша снимает с вешалки в импортном магазине популярный, но в последние месяцы сильно подорожавший набор: кожаные куртку и юбку, ботинки на платформе и шарф-хомут. Накидывает кое-что из выбранного поверх своей одежды и забавно сливается с толпой еще в очереди в примерочную. Это эксперимент — тестирование брендов на оригинальность. Через полтора часа Саша одинаково оденется в нескольких разных магазинах.
Арт-директор одной из российских швейных фабрик Ольга листает каталог своей последней коллекции — на глянцевых страницах те же кожаные юбки и легкие блузы, что в «Европейском», только пошиты лучше и стоят меньше. Вместо двух тысяч рублей — максимум тысячу. В крупных городах таких вещей не найдешь: на аренду точки в торговом центре у среднего отечественного производителя нет денег. ТЦ вроде «Европейского» и «Мегаполиса» по стоимости площадей признаны одними из самых дорогих в мире: аренда ста квадратных метров по нынешнему курсу обходится там в три миллиона рублей ежемесячно. В основном наши фабрики работают на оптовиков. Те развозят товар по стране, и стиляга из глубинки получает возможность одеться по прошлогодней столичной моде на местном рынке. Жители миллионников тоже отстают от мировых тенденций:
— Частично с подиумов что-то берет Zara: идеи Prada и Givenchy они «слизывают» очень качественно. Но дело в том, что последнюю коллекцию Жана-Поля Готье, например, наши женщины будут готовы носить минимум лет через пять, и мы имеем временной зазор, чтобы взять эти идеи уже у Zara. Кожаные юбки там пару лет как висят, а у нас только в этом году пошли, — говорит арт-директор и умиротворенно подносит к губам чашку чая.
— А почему бы не придумать что-то свое, новое?
Ольга на секунду замирает.
— Ну как же.
Она ставит чашку на стол и показывает эскизы коллекции лета 2015 года. Там бирюзовые юбки-солнце с укороченными до талии жакетами, топы с градиентом и шаровары в этнических узорах. Вежливо хвалю жакеты.
«Во времена Советского Союза всю моду в стране создавали в домах моделей», — рассказывал галантный, в годах и красной жилетке, преподаватель Московского госуниверситета дизайна и технологий имени Косыгина. Вперерыве между парами Роберт Александрович сидел за столом и аккуратно резал на квадратики бутерброд с колбасой: «В сорок шестом году Косыгина назначили министром легкой промышленности. Что он сделал? Набрал команду и тут же уехал во Францию изучать их опыт. А у них там дома моделей — такая экспериментальная база, которая разрабатывает направление моды. Косыгин перенес это в Советский Союз: в каждой республике по одному дому. Французы на показах сходили с ума от наших ситцев! А сейчас где у нас дома моделей? Ау!..» — возмущался он, от волнения превращая свой бутерброд в кашу.
Ольга опускается на диван, выдыхает и объясняет все:
— Во-первых, нет у нас больше никаких ситцев. Все ткани закупаем. Даже лен, традиционный русский лен, за рубежом лучше.
— Чем?
— Мягче, приятнее к телу и дешевле. Во-вторых, нет передового производственного оборудования. Не нужно быть супердизайнером, чтобы работать на фабрике, — но нужно понимать, что можно сшить на твоей машине.
В уютной мастерской Ольги стоит необычный манекен: с грудью четвертого размера, ощутимой талией и крутыми бедрами. Не тощий, почти живой. Это козырь нашего производителя: шьет на реальную женщину.
— Когда я рисую эскизы, представляю себе наших швей. Вот они, с очень разными фигурами — что они наденут на себя? Нельзя купить брюки Zara пятьдесят шестого размера, а наши — можно, такие же красивые, почти такой же модели (с технологическими усовершенствованиями), как и то, что шьется на сорок второй размер, — говорит Ольга, тоненькая как тростинка, в лимонного цвета дудочках из своей будущей коллекции. Пробует на себе, как оно в носке. — Бывают у нас даже капсульные коллекции под разный тип фигур. Например, наша недавняя капсула по пропорции «грудь равно бедра». Вы жалуетесь, что все одинаковое и скучное, а ведь на самом деле мы боимся креативности и любим удобство. Наша женщина юбки стирает, а не носит в химчистку, как полагается с хорошей сложной вещью.
— Но мы и на прачечные не слишком богаты. Да и в целом…
— Поэтому fast fashion. Поносил — выкинул. Растянулась вещь, выцвела — пошел новую взял за семьсот рублей.
«Синтетическая одежда, резиновая еда…» На вешалке Ольги висит пальто Burberry. «Качества хочет каждый», — думаю.
— И в-третьих, у нас работают возрастные барышни. Их привозят бригадами из Тверской и Ивановской областей. За швей производители сейчас буквально борются: предлагают льготы, кормят обедами, на фабрику возят на заказных автобусах. Швей мало. А ведь от ручного труда зависит и качество, и сложность вещи. Во многих странах легкую промышленность поддерживает государство. У нас вроде ввели какие-то санкции, что, казалось бы, должно поддержать производителя, но по факту…
На производстве умелые швеи старой закалки втачивают молнии, строчат швы и отпаривают готовые брючные пары. Душно. С блестящими от пота лицами полсотни работниц по-советски прячутся от камеры и так же по-советски, поглядывая на начальницу, на любой вопрос отвечают: «Нам все нравится». Проходя между рядами машин, вижу женщин смуглых, востроносых. Темноволосых.
— У вас граждане стран СНГ работают? — спрашиваю мою сопровождающую, главного технолога и предводительницу этих дам.
— Нет, у нас все русские! — с подозрительной спешкой меня уводят из цеха.
— Чем я хуже китайцев? — стучит по рулю своего авто директор швейной фабрики Михаил. — Я не боюсь конкуренции с Zara, абсолютно. У нас такие же турецкие ткани, мы закупаем их в одном и том же месте.
— Китайский легпром — как непотопляемый корабль, а у нас швей не хватает. Но это понятно, разве зарплата швеи может прельщать молодую россиянку?
— Конкретно мы своим швеям платим потолок. Все зависит от объема работы, но работящая швея в месяц имеет сорок тысяч, это в два раза выше средней зарплаты по стране. Другое дело, что в Китае готовы работать за идею и чашку риса. Продавать коллекцию, отшитую там, гораздо выгоднее — со всеми транспортными расходами. Но моя семья тридцать лет занимается этим. Что теперь, все вывезти в Китай? Мне людей жалко! Куда они пойдут? Наши-то швеи работу себе найдут легко, а эти молдаванки? А наше производство как же?
— ФМС не дает им разрешения на работу. По сорок тысяч за каждого человека им отстегивай.
— Официально?
— Какое там! Официально — бесплатно. Просто губернатор Московской области сказал: «Нам иностранные рабочие не нужны». Но, друг ты мой, ты посмотри по отраслям: может быть, в торговле им запретить работать, а в текстильной промышленности — разрешить? Ну нет в нашей отрасли работников! Где нет людей, там квоты не нужны!
— Президент Союзлегпрома упоминал о росте отрасли на пять процентов в прошлом году.
Михаил начинает горько шипеть.
— Да как это может быть, если многие предприятия теряют в год по тридцать? Я же с людьми общаюсь, мы все друг друга знаем. Я лично на этом рынке пятнадцать лет. С области, бывает, приходит разнарядка. Мне говорят: «Ты можешь написать сто десять процентов?» — Я отвечаю: «Могу». — «Так напиши!» — Я говорю: «Так это ж вранье!» — «Да кому это нужно!» — мне отвечают.
Он вдруг замолкает, и мы прислушиваемся к радио:
«Согласно недавнему соцопросу, двадцать восемь процентов россиян недовольны коррупционным режимом в стране». Михаил явно один из них. При растаможивании импортных тканей, говорит, без взяток не обходится.
— Я так считаю: рыба гниет с головы. Если б нам дали возможность нормально работать: налоги поменьше, на таможне порядок, с ФМС разобрались — мы бы в гору пошли.
«Голова» еще в сентябре прошлого года взяла курс на импортозамещение, но касается это в основном госзаказа. Например, военной формы. Общую стратегию развития на период до 2020 года вице-премьер Аркадий Дворкович, глава Минпромторга Денис Мантуров и две сотни руководителей предприятий обсуждали на декабрьской конференции «Курс на конкурентоспособность». За обсуждением следил корреспондент «Русского репортера».
— Судя по количеству людей в зале, легкая промышленность в стране есть, — открыл заседание ведущий.
Профессор НИУ ВШЭ Вадим Радаев вышел на сцену и выдал печальные результаты диагностики отрасли: что легкая промышленность сокращается на 3—4% в год, что экспорт у нас в двадцать пять раз меньше импорта, более половины оборудования в работе уже двадцать лет, а значительная часть предприятий не производит инноваций. Отрасль лидирует по доле просроченных займов, и крайне высок процент неучтенного оборота:
— В этих условиях, при таком количестве проблем, встает вопрос: а надо ли вообще заниматься отраслью? — сказал эксперт.
Зампред правительства РФ Аркадий Дворкович утешил предпринимателей добрыми вестями:
— В 2015 году будут введены налоговые каникулы для малого и среднего бизнеса. Что касается специфических отраслевых мер, то это улучшение процедур таможенного регистрирования: министерство предложило создать некий межведомственный орган с участием силовых ведомств.
В программе развития легпрома, которая сейчас готовится, — привлечение длинных денег, предоставление государственных гарантий и субсидирование процентной ставки по кредитам.
— Эта программа будет эффективной? — вопрос Евгению Рыжову, заместителю директора департамента развития внутренней торговли, легкой промышленности и потребительского рынка.
— В ее подготовке будут участвовать отраслевики. Либо она будет эффективной, либо мы ее принимать не станем. На самом деле у швейников сейчас уникальный шанс: при девальвации легпром всегда идет с ускорением. Те производители, которые затоварились тканями на год вперед, вообще в выигрыше. Вот в следующий раз они уже купят импортный материал по новым ценам, будет сложнее. В России тканей нет. Что с этим делать, я не знаю.
— Ведущий эксперт Союзлегпрома Сергей Шумилин говорил, что развивать полный цикл неэффективно, потому что нет смысла по-настоящему конкурировать с азиатскими игроками. Что делать с нехваткой швей?
— Надо увеличить на них квоты, и мы уже направляли эту инициативу в ФМС. Пока хорошо бы создавать на предприятиях маленькие учебные центры, потому что текстильные вузы швей не выпускают, а система ПТУ развалена. На самом деле сейчас прекрасный момент: продукция, которую выпускают в России, стала более конкурентоспособной.
— Но ее трудно продать: аренда в торговых центрах для большинства фабрик неподъемно дорога.
— Я думаю, что хорошее подспорье для реализации продукции — интернет. Сейчас все уходят от массового потребления одного и того же — и это может сыграть на руку российскому производителю.
— Я благодарна своим родителям: последним подарком на Новый год был чемодан тканей. Вернее, папа дал мне денег, а я потратила их на ткани, — рассказывает двадцатилетний дизайнер Саша Мамонова за скромным студенческим обедом. Ни секунды не задумываясь, молодая девушка сделала то, что министр промышленности и торговли Денис Мантуров настойчиво советует отечественным производителям, — инвестировала в свой бизнес. Продавать вещи, которые Саша шьет днями и ночами в усыпанной эскизами спальне, она планирует в интернет-магазине необычных вещей от малоизвестных дизайнеров. Саша верит: свежая мысль обязательно пробьется в массовое производство, но только вслед за свежими силами. Целый год она не может найти себе двух швей-помощниц.
— Саша, а ведь корень твоей фамилии — имя божества Мамона, который олицетворяет богатство. Что об этом думаешь?
— Богатство разное бывает.
— А в чем твое?
— В том, что все, что мне по-настоящему нужно, приходит само.
— Значит, и швеи придут?
— Ну нет, такого вряд ли дождешься.
Источник: